В связи с промелькнувшим во френд-ленте отзывом на одну дораму (спасибо, теперь я её точно смотреть не буду), в очередной раз задумалась над причиной любви к сюжетному тропу "Красавица и Чудовище". Не то, что в в "Аленьком цветочке", где чудовище было на лицо ужасное, но доброе внутри, а сюжеты, где персонаж реально ведёт себя как негодяй, но героиня силой своей любви его исправляет. А так же феномену нелюбви к героиням, которые имели шанс исправить (или читательницы-зрительницы думали, что имели), но этим шансом пренебрегли. Тут, конечно, мне первым делом, спасибо ВВС, вспоминается Мэриан, которая так и не полюбила Гая Гисборна, за что часть зрителей её сурово осудила, а ещё часть, даже если не особо осуждая, попыталась исправить дело фанфиками. И до сих пор пытается. Но феномен давний, говорят, ещё Ричардсон был обескуражен тем, как читательницы несли по кочкам Клариссу, не ответившую Лавласу. И Ребекку, не ответившую Бриану де Буагильберу, несли. И Елену, не ответившую Богуну... Примеры можно множить.
Так откуда берётся эта жажда спасать чудовище, если уж не наяву, то хотя бы через ассоциацию себя с героиней (и возмущение, если героиня возложенных надежд не оправдывает), порой переходящее границы здравого смысла? Лично для себя я уже довольно давно нашла ответ - в жажде утверждения собственного превосходства. Мы почитаем всех нулями, а единицами себя, в чём можем не признаваться даже себе, но согласиться, что я обыкновенная, такая же, как все - кошмар наяву для очень многих. И подобные сюжеты как раз дают простор для утверждения собственной исключительности и грандиозности. Ведь истории о том, как негодяй силой любви был сделан человеком - они на самом деле не о любви, или не только о любви, а ещё и о власти. Исправляя кого-то, героиня навязывает этому человеку свои взгляды и ценности, заставляет служить себе и своим идеалам, а поскольку она делает это во имя всего хорошего, неся исключительно пользу и ему самому, и окружающим, то можно чувствовать себя не манипуляторшей, не надсмотрщицей, а добрым ангелом, посланным грешнику, спасительницей и вдохновительницей, прекрасной дамой, что благославляет посвящённого ею же рыцаря на духовный подвиг по имя себя. И чем чернее была изначально спасаемая душа, тем зримей и весомей подвиг, и тем больше славы даме. И сидит потом дама на пьедестале, с укрощённым тигром у ног, и заслуженно гордится собой - никто его выдрессировать не смог, а я смогла. А значит, я особенная, не чета всяким там прочим.
(А мы потом удивляемся, почему сочувствуют настоящим маньякам, как воображаемым, так и вполне реальным. Их, бедняжек, дескать, просто недолюбили. Уж я бы долюбила.)
Конечно, в самом по себе сюжете нет ничего плохого, главное - соблюдать меру и хотя бы внешнее правдоподобие. И помнить, что чудовище в принципе может перевоспитаться, но до определённого предела и только если само почувствует такую потребность. Желание женщины, даже самой любящей и самоотверженной, роли не играет. Прямой власти над внутренним миром человека нет ни у кого, как бы ни хотелось думать обратное.